В Северной столице принят документ, определяющий развитие города на десять лет вперед.

В историческом центре Санкт-Петербурга много десятилетий ничего толком не строили. Те отдельные сооружения, которые все же появлялись, носили откровенно случайный характер. Городская среда, таким образом, не менялась. Сегодня проявились два последствия такого положения вещей. Во-первых, сохранился уникальный исторический облик города, подлинные памятники и планировка, сложившаяся к началу XX века. Во-вторых, все это абсолютно обветшало. В 90-годы инвесторы и строители не обращали на Петербург никакого внимания. Возникало впечатление, что город умирает.

Теперь обстоятельства резко изменились. Желающих строить в городе появилось очень много, необходимость модернизировать городскую среду ни у кого не вызывает сомнений. Острая дискуссия разворачивается вокруг методов и уровней этой самой модернизации. Как взаимодействует новое строительство с архитектурными шедеврами города на Неве? Что и как надо сохранять в неприкосновенности, а что обречено измениться или даже исчезнуть? Баталии разворачиваются вокруг строительства башни "Газпрома". Скандал разразился вокруг уникального памятника модерна - дома Мурузи, поставленного под угрозу реконструкцией соседнего здания. Что будет завтра? Об этом "МН" согласились рассказать главные строители и устроители нового Санкт-Петербурга.

Кроме памятников, есть еще здравый смысл

Александр Вахмистров, вице-губернатор СПб, глава строительного комплекса

Вахмистров: На наш взгляд, все должно идти в плановом порядке и базироваться на градостроительном кодексе и законе об охране исторического наследия. В историческом центре строить ничего нельзя, но можно приспосабливать постройки к современным нуждам и проводить регенерацию. Если это был дворец, грубо говоря, можно сделать там гостиницу.

МН: Можно вас попросить сформулировать позицию администрации города по вопросу башни "Газпрома". По какой причине, на ваш взгляд, это здание должно стоять именно напротив Смольного собора и нигде больше?

Вахмистров: Сегодня окончательного решения по этому проекту нет. Был проведен конкурс на архитектурную концепцию, к которому удалось привлечь лучших архитекторов мира. Мы провели все гласно, с широким обсуждением. И в этом смысле, так сказать, сами виноваты. Можно было обо всем этом никому не рассказывать и общественные страсти не будить. Но мы пошли по другому пути. И решили еще на самой ранней стадии проекта посоветоваться с жителями города. Мнения, как все знают, были высказаны разные. Я не хочу сейчас заниматься подсчетом голосов. Просто констатируем - мнения иногда взаимоисключающие. Для многих жителей нашего города непривычно видеть такое высокое здание - у нас ничего подобного нет и не было. От привычных представлений о городе люди отказываются с трудом. Из этого следует процедура дальнейших действий. Из шести проектов, представленных на конкурс, был выбран один. За него не только единогласно проголосовала конкурсная комиссия, но его одобрило и абсолютное большинство сторонних наблюдателей, мнение которых изучалось в том числе и с помощью опросов в интернете. Но то, что выбрано, только концепция. То есть совсем необязательно проект будет реализовываться именно в этом виде. Сейчас он по нашему заказу дорабатывается. Мы хотим показать горожанам, что будет построено кроме башни. Там ведь планируются и концертный зал, и спортивные залы, и другие социально значимые объекты. Мы хотим показать, как предполагается решить транспортные вопросы. И вот когда мы это все продемонстрируем, пусть люди выносят окончательное суждение. Наша цель в данном случае - общественное согласие.

Теперь что касается места. Эта территория обречена на развитие и регенерацию, там старая застройка пятидесятых-семидесятых годов. Сейчас участок находится в собственности "Газпрома", он выкуплен у частных собственников. "Газпром" ведет переговоры о покупке еще одного участка рядом, по другую сторону Большеохтинского моста. Поэтому вариант, предполагающий перенесение объекта в другое место, нами пока не рассматривался. Но если мы поймем, что с общественностью невозможно договориться, будем думать и в этом направлении. Но пока мы получаем, например, отклики от молодежи, которая выражает очень большую заинтересованность в этом строительстве. Оно рассматривается как признак новых веяний, оживления деловой активности города. Это нельзя проигнорировать. Ведь место было выбрано символически. "Газпром" - крупнейшая мировая корпорация, символ возрождения страны как мировой державы. Петербург тоже строился как символ. Был построен огромный по тем временам Петропавловский собор, олицетворявший мощь и славу страны, ее имперские амбиции. Сегодня страна, конечно, таких амбиций не обнаруживает, но все признают ее эффективно и стремительно развивающейся, обновляющейся. А это значит: нужен новый символ, новая эмблема. Почему бы башне "Газпрома" не претендовать на эту роль? Во всяком случае, такая идея имеет право на существование. А высотное строительство всегда и везде было предметом остродискуссионным. Первое, что вспоминается, это Эйфелева башня, против которой выступали и Мопассан, и Золя, а она стала неотъемлемой частью облика Парижа. Но и в Петербурге были свои примеры. Хотели, скажем, построить вторую колокольню Смольного собора высотой 173 метра. Проект сохранился в Академии художеств. Спрашивается, почему, если в девятнадцатом веке собирались построить 173 метра, нельзя в двадцать первом построить 400.

МН: Но надо принять во внимание, что хотели, но все же не построили.

Вахмистров: Так это потому, что денег не было и технические возможности были не те, что сегодня. А когда я сегодня слышу, что башня "Газпрома" изуродует наш город, я в шутку отвечаю: нет, она не изуродует, она только подчеркнет красоту и величие сохраненного старого Петербурга.

МН: Но в историческом центре тоже, кажется, есть проблемы. В парадной части Невского, скажем, за годы советской власти был разрушен один дом. Сегодня можно насчитать уже несколько. Как вы к этому относитесь?

Вахмистров: Ваш вопрос основан на распространенном заблуждении. Петербург не был построен триста лет назад. Он активно строился все эти годы. Не могу сказать сейчас именно про Невский, но в советские годы было построено тоже множество объектов. И вынужденно, после военных разрушений, и в процессе естественного развития города. Появлялись в историческим центре и концертные залы, и спортивные сооружения. Сегодня меняются функции застройки. На Невском ведется два крупных строительства - гостиничного комплекса и торгово-офисного комплекса. В этом я не вижу ничего плохого. Наоборот. Там стояли разваливающиеся дома с коммуналками. При советской власти руки до них не доходили. Сейчас появилась возможность с помощью инвесторов решить важнейшие социальные проблемы - расселить людей по отдельным квартирам, предоставить им достойные условия жизни. Как же можно от этого отказываться? Конечно, надо исповедовать принцип "не навреди!". Должны быть сохранены фасады, высотность. Должна быть сохранена и повышена привлекательность центра для туристов.

МН: Вы знаете такой распространенный термин "фасадизм". Это когда от исторического здания остается фасад и, как правило, фальшивый, заново построенный. В Москве это обыкновенное дело. Петербургу, на ваш взгляд, угрожает подобная опасность?

Вахмистров: Я не сторонник такого пути. Но в некоторых случаях он тоже обоснован. Когда мы говорим о памятниках, мы должны ясно понимать, что мы охраняем. Если речь идет, например, о Зимнем дворце, разумеется, там ничего, кроме щадящей реставрации, быть не может. Но есть здания, представляющие собой фоновую застройку, их функции меняются. Здесь можно пойти и на "фасадизм", только нельзя ставить это на поток. Нужно искать золотую середину. Чтобы и среда сохранилась, и жить можно было. Но люди консервативны. Вот был такой инцидент. На улице Достоевского на пустыре, где стоял дом, разрушенный во время войны, предполагалось построить новый корпус Финансово-экономического университета. Общественность во главе с директором дома-музея Достоевского, который находится по соседству, категорически выступила против. Потому что это разрушает среду. Мы в конечном счете от проекта отказались, но все же позиция общественности по-прежнему кажется мне странной. Ведь здесь стоял дом, сейчас торчит брандмауэр. Где логика? Когда жил Достоевский, можно было строить, а сейчас нельзя. И вообще многие говорили, что надо в неприкосновенности сохранить Петербург Достоевского. Я спрашивал: в каком смысле? Ведь он много писал о городском дне. И что, сохранять эти страшные дворы-колодцы, жуткие лестницы, темные подъезды. Как там жить людям? Есть же, кроме памятников, еще и здравый смысл. И мне кажется, что нам в большинстве случаев удается найти компромиссные решения. Вот недавно у нас прошла конференция ЮНЕСКО, на которой подтвердили, что в целом нам удалось сохранить город. Но центр должен обновляться, это, в известном смысле, процесс, которому невозможно препятствовать.

МН: Как вы можете прокомментировать историю с домом Мурузи?

Вахмистров: Это нестыковки законодательств. Рядом с домом Мурузи снесли несколько построек, принадлежащих Министерству обороны. Снесли неправильно, без необходимых согласований. В результате фасад дома Мурузи затрещал. Наша позиция теперь очень жесткая. Мы остановили строительство и сказали инвестору, что он должен расселить дом Мурузи и произвести его капитальный ремонт.

МН: Его не снесут?

Вахмистров: Нет, его не снесут, и "фасадизма" там не будет. Стройка остановлена до тех пор, пока дом Мурузи не будет приведен в нормальное состояние.

Западные архитектурные звезды не понимают наших реалий

Александр Викторов, главный архитектор Санкт-Петербурга

Викторов: Мы приняли в городе закон, который называется "О генеральном плане и зонах охраны культурного наследия". То есть это все в одном документе, так что даже говорить о взаимодействии здесь не вполне правильно. Для нас было принципиальным подчеркнуть, что никакого развития города без сохранения его исторического наследия нет и быть не может.

МН: Зоны охраны при этом сокращаются?

Викторов: Я оцениваю установленные ныне зоны охраны как оптимальный вариант. Здесь определены разные уровни. На первом из них действуют жесткие ограничения относительно нового строительства. Это исторические участки города, где строительства почти не будет. Совсем не строить там мы не можем. Ведь вы понимаете, что у нас есть красивый Невский проспект, но во дворы некоторые лучше не заходить. Там есть дворовые флигели, корпуса, которые не имеют архитектурной ценности. Наверное, нам придется что-то убирать, что-то перестраивать. Наконец, есть здания, которые по техническим параметрам либо невозможно сохранить, либо их сохранение требует неподъемных затрат. Но, повторяю, речь идет об очень ограниченных действиях, направленных на реновацию построек. Дальше от центра ограничения ослабевают. Но и там мы не слишком либеральны. Вот есть зона два, где практически отсутствуют памятники архитектуры, но мы вводим и там регулирование, чтобы не пострадали городские ландшафты, чтобы не исчезли привычные видовые точки. Вот, скажем, за Финляндским вокзалом огромный квартал с промышленной застройкой, охранять ее нет никакого смысла. Но мы вводим ограничения, поскольку там рядом набережная Невы, и, если здесь построить какой-то билдинг, он исказит перспективу. Поэтому мы вводим ограничения по высоте, они более мягкие, чем в центре, где нельзя строить выше 23 метров, но тоже весьма жесткие.

МН: А почему разрушены несколько зданий на Невском?

Викторов: По техническим причинам. Они могли бы просто развалиться и упасть. Но строятся на их месте дома с восстановлением исторических фасадов. Понятно, что внутренняя планировочная структура будет изменена, но визуально Невский останется прежним. Сейчас ведь у нас новые потребности, новые условия жизни. А это были доходные дома конца XIX века. Они не только не были никогда модернизированы, там даже капитальных ремонтов не делали. Были жуткие коммуналки. Теперь на углу Невского и улицы Восстания будет крупнейший в Европе универмаг "Стокманн", а на другой стороне проспекта два новых корпуса гостиницы "Невский палас".

МН: А что будет с домом Елисеева напротив арки Главного штаба?

Викторов: Там для несведущих людей вообще ничего не изменится.

МН: А для сведущих?

Викторов: Изменится интерьерная структура, фасад разрушать никто не собирается.

МН: То есть теоретически, если бы собрались, это было бы возможно, закон не препятствует?

Викторов: Теоретически все возможно. Но решение вопроса зависит от художественной ценности самого объекта и от его технического состояния. Можно предположить, например, что и Адмиралтейство окажется в таком техническом состоянии, что его придется сносить. Но практически этого конечно же никто не допустит.

МН: В Петербург приходят звезды мировой архитектуры. Каковы перспективы их сотрудничества с городом? На фоне истории с архитектором новой сцены Мариинского театра Домеником Перро здесь возникают разные версии.

Викторов: С Перро - это единичный случай. Человек не справился. Он не знает, как у нас работать, не знает нашего законодательства, наших традиций, нашего климата, наконец. Он совершенно не представлял последствий своих технических решений. Я хочу подчеркнуть, что идея Перро, победившая в конкурсной процедуре три года назад, будет реализована, но в других технических и технологических параметрах. Сегодня там работает наша команда, она доводит идеи Перро до приемлемого для нас состояния.

МН: А с Новой Голландией не случится чего-нибудь подобного? Ведь автор проекта ее реконструкции Норман Фостер тоже слабо знаком с нашими суровыми обстоятельствами?

Викторов: Нет, не получится. Потому что там вместе с Фостером работает наша проектная организация. Вообще все звезды, которые у нас строят, работают с кем-то из наших. Такой системы и надо, по-моему, придерживаться. Это залог развития стабильного сотрудничества. Тем более что сегодня наши проектировщики перестали смотреть на западных архитекторов снизу вверх. Они вполне осознают свои возможности. И работают к взаимному удовольствию. Что же касается звезд вообще, мы конечно же будем и в дальнейшем их привлекать к работе. Это важный имиджевый момент. Я при этом уверен, что вскоре в России появятся свои звезды, которых станут приглашать работать в другие страны. Мы же понимаем, что в создании крупного имени значительную роль играет пиар. Так вот российским архитекторам надо научиться пиариться, это единственное, чего они на сегодняшний день не умеют.

МН: Центр Петербурга, наверное, все же не сможет без больших потерь вместить все, что нужно мегаполису. На этот случай мировой практикой разработана концепция "альтернативного центра", она подразумевает, что крупное строительство ведется в отстоющих от исторической среды районах, куда постепенно перемещается деловая активность. Как вам кажется, для Петербурга это приемлемый путь?

Викторов: Это очень полезная вещь. Концепция альтернативного центра совершенно нормально живет и во многих городах Европы, и в других странах. Для нас здесь тоже есть определенные перспективы. Вот, например, морской фасад на Васильевском острове. Там будет жилая часть, будет офисная часть - Сити, будет собственно порт. Соответственно будет развитая инфраструктура. Такую же среду мы формируем и по набережным Невы, в той их части, где сейчас промышленная застройка - по Выборгской и Свердловской набережным, в сторону проспекта Обуховской обороны и т.д. Это и есть создание новых центров вне центра исторического. Подобную работу мы ведем и в ближайших пригородах - в Пушкине, в Петродворце.